Сюзанна не разделяла его страхов. Что бы ни происходило в комнате, ей это шло на пользу: она купалась в энергии, высвободившейся из воздуха у нее над головой. Священник добрался до двери и кинулся бежать по коридору к лестнице. Когда он побежал, гробы загромыхали в кирпичных нишах, словно их обитатели желали выбраться навстречу новому дню, разгоравшемуся в усыпальнице. Под эту дробь происходящее в крипте стало еще более волнующим. В центре комнаты начала вырисовываться фигура, ее контуры рождались из висящей в воздухе пыли, из осколков костей, валявшихся на полу. Сюзанне казалось, что с ее лица и рук слетели веснушки, чтобы присоединиться к прочим частицам, которые наполнили воздух. Теперь она видела, что формируется не один силуэт, а три. Центральная фигура возвышалась прямо над ней. Здравый смысл советовал уносить ноги, но, несмотря на окружавшую ее со всех сторон смерть, Сюзанна чувствовала себя в абсолютной безопасности.

И ощущение легкости ее не подвело. Прах кружил перед ней в медленном танце, он не пугал, а успокаивал. Две боковые тени отказались от воплощения раньше, чем успели до конца проявиться: они шагнули в центральную фигуру, добавляя ей прочности. Однако и теперь это был лишь призрак из праха, едва ли способный долго сохранять форму. Черты лица, проступавшие под взглядом Сюзанны, явно принадлежали Иммаколате.

Инкантатрикс не могла бы найти для себя место лучше собственной усыпальницы. Она всегда испытывала страсть к смерти.

Священник горячо молился в коридоре за дверью, однако серая взвесь, поблескивающая в воздухе перед Сюзанной, не двигалась. В лице привидения были видны черты не одной, а всех трех сестер. Зрелость Старой Карги, чувственность Магдалены, поразительная чистота Иммаколаты. Невероятно, но синтез осуществился. Слияние противоположностей было одновременно естественным и хрупким из-за непрочности всей конструкции. Сюзанне казалось, что стоит ей дохнуть посильнее, и силуэт распадется.

А затем зазвучал голос. Он, без сомнений, принадлежал Иммаколате, однако теперь в нем угадывалась не свойственная ей прежде мягкость. Или даже мягкий юмор?

— Мы рады, что ты пришла, — сказала инкантатрикс. — Ты не попросишь этого сына Адама уйти? У нас к тебе дело.

— Какое дело?

— Оно не для его ушей, — ответил костяной призрак. — Пожалуйста. Помоги ему подняться на ноги, ладно? И скажи, что ничего страшного не произошло. Они такие суеверные, эти люди…

Сюзанна выполнила просьбу Иммаколаты: прошла между грохочущими гробами туда, где прятался священник, и помогла ему подняться.

— Мне кажется, вам лучше уйти, — сказала она. — Так хочет Госпожа.

Священник поднял на нее больные глаза.

— До сих пор, — пробормотал он, — я не верил по-настоящему…

— Все в порядке, — заверила Сюзанна. — Ничего страшного.

— А вы тоже идете?

— Нет.

— Я не смогу вернуться за вами, — признался он; слезы катились по его щекам.

— Я понимаю, — кивнула она. — Идите. Я в полной безопасности.

Его не надо было упрашивать, он пулей взлетел по ступенькам. Сюзанна прошла по коридору обратно — гробы по-прежнему громыхали, — чтобы поговорить с Иммаколатой.

— Я думала, ты погибла, — сказала она.

— Но что есть смерть? — отозвалась Иммаколата. — Слово, которым пользуются чокнутые, когда гибнет плоть. Смерть — ничто, Сюзанна, ты это знаешь.

— Тогда почему ты здесь?

— Я вернулась, чтобы отдать тебе долг. Тогда в храме ты поддержала меня, не дала упасть. Неужели ты забыла?

— Нет.

— Я тоже не забыла. Подобные услуги нельзя оставлять без награды. Теперь я это понимаю. Я теперь многое понимаю. Ты видишь, что мы с сестрами объединились? Вместе навсегда, никогда не расстанемся. Один разум, три в одном. Я есть мы, и мы сознаем сотворенное нами зло и сожалеем о нем.

Сюзанна могла бы усомниться в столь неуместном признании, однако менструум, пульсировавший у нее в глазах и в горле, подтверждал: это правда. Призрак перед ней — и стоящая за ним сила — не испытывал ненависти. Зачем же он явился? Вот вопрос. Но задавать его не пришлось, призрак ответил сам.

— Я здесь, чтобы предостеречь, — сказало привидение.

— О чем? О Шедуэлле?

— Он лишь часть того, с чем вы теперь столкнулись, сестра.

— Так это Бич?

Фантом вздрогнул при этом имени, хотя в своем нынешнем состоянии Иммаколата явно была защищена от опасностей. Сюзанна не стала ждать подтверждения. Сейчас не было причин не верить в худшее.

— Шедуэлл имеет отношение к Бичу? — спросила она.

— Он разбудил его.

— Зачем?

— Он считает, что магия замарала его, — ответил прах. — Опорочила невинную душу торгаша. И теперь ему не будет покоя, пока все до единого творцы чар не погибнут.

— И Бич является его оружием?

— Так он думает. Однако истина может оказаться более… замысловатой.

Сюзанна провела рукой по лицу, подыскивая слова. И один простой вопрос возник сам собой:

— Что за существо этот Бич?

— Он думает, что его зовут Уриэль, — ответили сестры.

— Уриэль?

— Ангел.

Сюзанна чуть не засмеялась от абсурдности подобного утверждения.

— Он верит в это с тех пор, как прочитал Библию.

— Ничего не понимаю.

— Большая часть этой истории лежит за пределами нашего понимания, но мы расскажем все, что знаем. Он дух. И некогда он стоял на страже места, где жила магия. На страже сада, как утверждают некоторые, хотя это тоже может оказаться выдумкой.

— Но почему он хочет истребить ясновидцев?

— Они были созданы в том саду, вдали от людских глаз, потому что им была дана магия. Однако они сбежали оттуда.

— А Уриэль…

— Остался один охранять пустое место. На долгие века.

Сюзанна сама не знала, верит ли она, но хотела выслушать историю до конца.

— Что же случилось?

— Он сошел с ума, как и полагается заложнику долга, не получившему нового приказа. Он забыл самого себя, забыл свои цели. Все, что он помнил, — песок, звезды и пустота.

— Пойми меня… — сказала Сюзанна. — Мне трудно поверить во все это, я ведь не христианка.

— Как и нам, — ответили три в одном.

— Но вы все-таки считаете эту историю правдивой?

— Мы считаем, что в ее основе лежит правда.

Их ответ снова заставил Сюзанну вспомнить о книге Мими. Пока она сама не попала на ее страницы, царство сказок казалось ей ребячьей игрой. Однако после встречи с Хобартом в лесу их общих мечтаний она стала думать иначе. Если та история оказалась возможной, почему бы и этой не быть таковой? Разница только в одном: Бич находится в том же физическом мире, что и она. Это не метафора, не греза. Это реальность.

— Итак, он забыл себя, — обратилась Сюзанна к фантому. — Но как же тогда он вспомнил?

— Может, он бы и не вспомнил, — ответила Иммаколата. — Но его обиталище разыскали сотню лет назад те люди, которые пытались найти Эдем. У них в головах он прочел историю о райском саде и, не задумываясь, счел ее своей собственной. Имя для себя он тоже нашел: Уриэль, Огонь Господа. Дух, что стоял у ворот потерянного рая…

— Так это был рай? То место, которое он охранял?

— Ты веришь в это не больше, чем я. Но Уриэль верит. Каким бы ни было — если вообще было — его настоящее имя, оно позабылось. Он верит, что он ангел. Плохо это или хорошо, но так и есть.

Сюзанна улавливала во всем этом смысл. Если в мире книги она верила, что является драконом, почему бы затерявшемуся в безумии существу не счесть себя ангелом?

— Он, разумеется, убил тех, кто его нашел, — продолжала Иммаколата. — А потом отправился на поиски беглецов.

— Семейств.

— Или их потомков. И он почти истребил их. Однако они были умны. Они не понимали природы силы, преследовавшей их, но умели прятаться. Остальное ты знаешь сама.

— А Уриэль? Что он сделал, когда ясновидцы исчезли?

— Вернулся к своей ограде.

— Пока Шедуэлл…

— Пока Шедуэлл…

Сюзанна подумала и задала еще один вопрос, возникавший сам собой: